Известные княгининцы.
НИКОН
Никон - патриарх Московский
(в миру Никита Минич). Родился в 1605 г., в семье крестьянина села Вальдеманова
(Княгинского уезда, Нижегородской губернии). В детстве много вытерпел от
ненавидевшей его мачехи и рано приучился полагаться только на самого себя.
Случайно попадавшие в его руки книги пробудили в нем жажду знания, и он
юношей ушел в Макарьев Желтоводский монастырь. Через несколько лет он стал
священником в соседнем с его родиной селе, а оттуда перешел, по просьбе
пленившихся его служением московских купцов, в Москву. Потрясенный смертью
всех своих детей, он убеждает жену уйти в монастырь, а сам на Белом озере,
в Анзерском скиту, принимает монашество под именем Никона. В 1642 г. Никон
переходит в Кожеозерскую пустынь и вскоре становится ее игуменом. С 1646
г. он делается известным Алексею Михайловичу , по желанию которого вскоре
назначается архимандритом московского Новоспасского монастыря. В 1648 г.
уже митрополит Новгородский. В Новгороде Никон приобретает широкую популярность
своими проповедями, заботами о церковном благочинии и благотворительностью.
Во время бунта 1650 г. он с риском для собственной жизни пытается преданием
проклятью и личными увещаниями восстановить порядок. С этого времени царь
в письмах своих к Никону уже начинает называть его "возлюбленником своим
и содружебником". В 1652 г. Никон перевозит в Москву из Соловецкого монастыря
мощи святого митрополита Филиппа , замученного Грозным . Во время этой
поездки умирает в Москве патриарх Иосиф , и Никон избирается его преемником.
Царя и патриарха связывала настоящая дружба. Еще новоспасским архимандритом
Никон каждую пятницу ездил к царю во дворец, и они подолгу засиживались
за откровенной беседой; царь и сам нередко навещал архимандрита. Когда
Никон стал патриархом, царь иногда целые дни проводил с ним в его загородных
монастырях. Впечатлительные и порывистые, с преобладающими практическими
наклонностями, и с очень развитыми эстетическими вкусами, они тем больше
могли давать друг другу, что за одним чувствовалось преимущество житейского
опыта и решительного характера, за другим - душевной мягкости и чуткости.
Выдвинутый царем, Никон и в глазах общества являлся желательным кандидатом
на патриарший престол, ввиду важных задач, стоявших тогда перед церковной
властью. Большую тревогу среди преданных церкви людей вызывали тогда общая
распущенность нравов, отражавшаяся и на духовенстве, и разнообразные погрешности
в богослужебном чине. Еще при патриархе Иосифе, в видах упорядочения церковной
жизни, образовался в Москве кружок ревнителей, с царским духовником Ст.
Вонифатьевым во главе, получивший большое влияние на церковные дела. Воззрения
ревнителей разделял и Никон, сблизившийся лично с некоторыми из них; в
духе их воззрений он действовал на Новгородской кафедре, и его кандидатура
в патриархи встретила с их стороны энергичную поддержку. Сам царь, примыкая
к ревнителям в общей постановке задачи, на способ ее осуществления имел,
однако, особый взгляд, так как склонен был придавать церковной реформе
политическое значение. Воскрешая забытую идею о Москве, как центре вселенского
православия, - идею, предполагавшую подчинение московскому государю всего
православного Востока, и вместе с тем имея в виду прочнее закрепить за
Москвой присоединявшуюся к ней Малороссию, Алексей Михайлович считал необходимым
тесное единение русской церкви с греческой и малороссийской, а оно, по
его мнению, могло быть достигнуто путем согласования русской церковной
практики с греческими образцами. Это задание, несомненно, было поставлено
будущему патриарху и принято им, причем Никону пришлось изменить свой первоначальный
отрицательный взгляд на православие греков. Со своей стороны, и Никон приносил
на патриарший престол собственную программу, далеко выходившую из рамок
обрядовых вопросов. По установившемуся в Москве ранее порядку, церковное
управление находилось под постоянным и непосредственным надзором государственной
власти: царь назначал и смещал патриархов, созывал духовные соборы, направлял
их деятельность, даже изменял их решения, а иногда и сам издавал церковные
законы. Никон считал такой порядок ненормальным и находил необходимым освободить
церковь от господства над ней светской власти, даже вовсе устранить ее
вмешательство в церковные дела. В то же время он представлял себе организацию
церковной власти по аналогии с государственной и вместо царя хотел видеть
во главе церкви патриарха, облеченного такими же неограниченными полномочиями.
Может быть, предвидя свое избрание и возможность борьбы в дальнейшем, он
и торжественное перенесение мощей святого Филиппа устроил для того, чтобы
примером из жизни Грозного предостеречь своего царственного друга от нового
конфликта между царской и духовной властью. Упорными отказами от звания
патриарха Никон заставил царя на коленях умолять его принять патриарший
сан и дал согласие лишь после того, как все присутствовавшие в церкви,
в том числе царь и бояре, поклялись, что будут во всем беспрекословно слушать
его как "архипастыря и отца верховнейшего". Первым важным распоряжением
Никона и вместе с тем началом реформы было предписание (в 1653 г.) "творить
в церкви" вместо "метаний на колену" поклоны "в пояс" и креститься "тремя
персты". Это распоряжение, ничем не мотивированное и шедшее в разрез с
постановлением Стоглавого собора, вызвало резкий протест среди наиболее
энергичных представителей тогдашнего духовенства (Неронов , Аввакум , Логгин
и др.), принадлежавших к числу "ревнителей", но не допускавших насильственной
ломки старинного православного обряда. Расправившись своей властью с своими
прежними друзьями - одних отправив под начало, других подвергнув расстрижению,
- Никон дальнейшие свои мероприятия решил проводить уже не единолично,
а через духовный собор. Созванный им в 1654 г. собор объявил, согласно
указаниям патриарха, целый ряд русских церковных чинов "нововводными",
а русские служебники, их содержавшие, испорченными и подлежащими исправлению
"против старых харатейных (т. е. русских же) и греческих книг". Этим своим
постановлением собор в принципе признал возможным заблуждение для самой
русской
церкви в ее богослужебной практике и непогрешимым образцом для нее провозгласил
практику церкви греческой, с той лишь оговоркой, что этот образец дан не
в новых, а в старых греческих книгах. Принятые собором положения задевали
национальное чувство русского человека, привыкшего видеть в своей церкви
единственную опору правой веры и благочестия; но для Никона они являлись
исходными пунктами всей реформы, и потому он настаивал на их признании,
подвергнув суровому наказанию выступившего на соборе с возражениями коломенского
епископа Павла . Образ действий Никона усилил сопротивление его противников.
Соглашение между ними стало тем менее возможным, что обе стороны выходили,
по существу, из одинаковых принципиальных взглядов: по недостатку богословского
образования обе придавали обрядам существенную важность в деле веры, не
различая их от догматов, и потому не могли сойтись на компромиссе.
Желая опереться в завязавшейся борьбе
на высший авторитет, Никон, согласно с соборным постановлением, предложил
на решение константинопольского патриарха Паисия спорные вопросы церковной
практики (27), касавшиеся, главным образом, обрядовых особенностей русской
церкви. Паисий в ответной грамоте, разъясняя действительное значение обряда,
давал понять законность обрядовых различий между поместными церквами, но
Никон не оценил этой мысли греческого патриарха и истолковал его ответ
как полное одобрение своим начинаниям. Намеченная программа стала им осуществляться
еще до получения грамоты Паисия. В 1655 г. переведен был, при содействии
приезжавшего тогда в Москву антиохийского патриарха Макария , греческий
служебник, содержавший значительные отклонения в чинах от старых русских,
и представлен созванному в том же году собору, членами которого и был формально
одобрен, одними - из подобострастия, другими - из страха перед патриархом.
Вслед за тем исправлены были и другие церковные книги, причем в отступление
от соборного постановления 1654 г. за основу принимался справщиками текст
новых греческих книг, изданных в Венеции, и только проверялся, где было
можно, по старым спискам. Сам Никон, не зная греческого языка, не мог руководить
книжным исправлением; по мнению (довольно спорному) Н.Ф. Каптерева , он
думал, что оно производится по старым греческим книгам. Зато он лично изучал,
на примере бывших в Москве греческих иерархов, греческие церковные чины
и обряды и, соответственно своим наблюдениям, исправлял русскую церковную
практику. По мере того как расширялся круг нововведений, росло и противодействие
реформе. Избрав с самого начала средством реформы власть патриарха, Никон
вынужден был идти по этому пути все дальше и дальше. Захваченный своим
темпераментом борца, он все охотнее применяет крутые меры, нередко теряя
самообладание: чтобы больнее, например, поразить своих противников, он
предает торжественному проклятию особенно ревниво отстаивавшееся ими двоеперстие;
усиливает репрессии по отношению к отдельным лицам; на возражения, даже
на ссылки из жизни святых, отвечает иногда грубыми несдержанными выходками,
отозвавшись, например, однажды о святой Евфросинье Псковской : "вор де
б... с... Евфросин!" Самый процесс борьбы начинает заслонять перед ним
ту задачу, из которой борьба возникла. Положение становится трагическим,
когда Никон теряет уверенность в правильности начатого дела. Ход реформы
и вызванные ею споры заставляют Никона глубже вдуматься в обрядовую сторону
веры и постепенно изменяют его взгляды на этот предмет; в 1658 г. он уже
открыто признает равноправность старых и новых, русских и греческих книг
и обрядов, заявив, например, Неронову о служебниках: "обои-де добры (старые
и новые), все-де равно, по каким хочешь, по тем и служишь"; он даже начинает
допускать двоеперстие наряду с троеперстием. Но с этим вместе исчезал предмет,
за который поднята была борьба, и перед Никоном оставался только голый
факт вызванных реформой раздражения и ненависти. В одном лишь отношении
реформа могла дать ему удовлетворение: если не по замыслу, то в исполнении,
она была делом церковной власти, и светская власть являлась только пособницей
патриарха. Но как раз в критическое для Никона время перелома ему наносится
удар и с этой, принципиально наиболее важной для него, стороны. Никон хорошо
понимал, что его власть в церкви держалась на дружбе к нему царя. По отношению
к его главной задаче это значило, что он должен был создать для церкви
независимое от царской власти положение, пользуясь в то же время поддержкой
этой самой власти. Не видно, чтобы Никон искал опоры в обществе или, по
крайней мере, в церковной иерархии; против такого предположения говорило
бы уже давление, которому подвергались с его стороны созывавшиеся им духовные
соборы. Скорее можно думать, что Никон рассчитывал обеспечить независимость
церкви путем укрепления своей личной независимости. Такой смысл могла иметь
обнаруженная им хозяйственная предприимчивость: Никон сильно расширил патриаршую
область припиской к ней земель, принадлежавших другим кафедрам (14 монастырей
и около 500 приходов), и, сверх того, из купленных им и пожалованных царем
земель составил значительные личные владения, в пределах которых завел
обширное хозяйство и устроил 3 монастыря (Воскресенский, Иверский и Крестовый),
обстроенные подобно крепостям. Это был своего рода удел, где патриарх являлся
полным государем. На время Никон достиг своей цели: он пользовался в церкви
неограниченными полномочиями. Царь предоставил на полное его усмотрение
назначение епископов и архимандритов; воля патриарха была фактически последней
инстанцией во всех церковных делах. Царь не решался даже ходатайствовать
перед ним об отмене того или другого решения: "я боюсь патриарха Никона
- говорил он; может случиться, что он отдаст мне свой посох и скажет: возьми
его и правь сам монахами и священниками; я не мешаю тебе в управлении воеводами
и воинами, зачем же ты идешь мне наперекор в управлении монахами и попами?"
Вся патриаршая область была изъята и в гражданских делах из ведения Монастырского
приказа. "Государевы царевы власти уже не слышать" - характеризовал создавшееся
в церкви положение один из противников Никона (Неронов). Власть патриарха
казалась еще более прочной и обширной вследствие огромного значения, каким
он пользуется в государственных делах. Во время польско-литовских походов
(1654 - 1656) Алексея Михайловича Никон оставался заместителем царя в Москве.
К нему на утверждение поступали важнейшие государственные дела, причем
в формуле приговоров имя Никона ставилось на месте царского: "святейший
патриарх указал и бояре приговорили". От государева и своего имени он объявляет
распоряжения приказам и рассылает грамоты к воеводам по делам гражданского
и даже военного управления. Бояре ежедневно обязаны были являться к патриарху
на совет; по словам Павла Алеппского , "опоздавшие на прием бояре должны
были ждать в сенях, иногда на сильном холоде, пока патриарх не давал им
особого приказа войти"; при входе в палату, они должны были кланяться ему
в землю, сначала все вместе, и потом еще раз - каждый в отдельности, подходя
к благословению. С согласия царя, Никон и в официальных документах начинает
в это время называться великим государем. Он сохраняет свое влияние на
государственные дела и во время бытности царя в Москве. При ближайшем его
участии, например, и, вероятно, даже по его мысли, проведена была кабацкая
реформа в 1652 г., предпринятая в целях морального оздоровления народа
и бывшая целым переворотом в финансовой политике Московского Государства.
Современники приписывали также влиянию Никона объявление войны Швеции.
Словом, как выразился близкий к царю духовник его Вонифатьев, "царь государь
положил свою душу и всю Русию на патриархову душу". Блестящее положение
Никона оставалось, однако, простой случайностью и не могло быть прочным,
потому что создавало порядок, противоречивший свойствам московского самодержавия.
Никон представлял себе отношение царской и патриаршей власти в общем строе
государственной жизни как соправительство двух равноправных сил: царь и
патриарх, говорилось в предисловии к служебнику 1655 г. - "два великие
дара", "премудрая двоица", которую "Бог избра в начальство и снабдение
людем своим"; у обоих - одно "желание сердец их", внушаемое Богом, но у
каждого - своя преимущественная сфера деятельности, куда не должен непосредственно
вмешиваться другой. Молодой царь из дружбы к Никону принял подобное разграничение,
но не остался при нем навсегда. Сам Никон, несомненно, дал толчок развитию
политического мировоззрения Алексея Михайловича, раскрывая перед ним в
беседах идею самодержавия в его теоретическом обосновании и в практическом
применении, хотя бы только в сфере государственного управления. Со временем
царь должен был уяснить себе в принципиальной постановке, а не в свете
личных отношений к Никону, вопрос о взаимоотношении царства и священства.
И в этом случае против Никона оказались и русская история, передавшая царю
господство над церковью, и воззрения окружавшей Алексея Михайловича среды.
Ненавидевшие Никона бояре старались повлиять на царя путем "шептания" и
клеветы; в том же направлении действовало, своими жалобами на грубость
и жестокость патриарха, духовенство. Все это подготовило существенную перемену
во взглядах Алексея Михайловича, и не случайно из всех московских царей
он является самым ярким и самым вдумчивым идеологом самодержавия, для которого
царь земной есть подлинное отображение царя небесного. Когда эта перемена
обозначилась, бояре искусно создали обстановку для разрыва. В июле 1658
г. царем давался в честь приехавшего в Москву грузинского царевича Теймураза
обед. Никон, вопреки обычаю, не был приглашен, а посланного им ко дворцу
патриаршего стряпчего князя Мещерского окольничий Б.М. Хитрово ,
распоряжавшийся церемонией, оскорбил, ударив палкой, причем на протест
Мещерского, сославшегося на поручение от патриарха, ответил: "не дорожися
патриархом!" Никон увидел в этом вызов и настаивал, чтобы царь немедленно
дал ему удовлетворение, но в ответ получил лишь обещание рассмотреть дело.
Избегая личного объяснения с Никоном, царь после того перестал присутствовать
на патриарших службах и однажды через князя Ю. Ромодановского объяснил
Никону свое отсутствие гневом на него за то, что тот "царское величество
пренебрег и пишется великим государем". Ромодановский при этом добавил,
что царь почтил патриарха титулом "как отца и пастыря", а он, Никон, "того
не уразумел, и потому впредь писаться великим государем не должен". Для
Никона было еще возможно примирение, но теперь оно означало бы с его стороны
отказ от главной его цели, и Никон выбрал другое: в тот же день, по окончании
богослужения, он заявил народу, что оставляет патриаршество, и уехал в
свой Воскресенский монастырь. Впоследствии, объясняя свой поступок, он
говорил: "от немилосердия ево царева иду с Москвы вон, и пусть ему, государю,
просторнее без меня". В течение года Никон не обнаруживал желания возвратиться
и даже дал благословение на избрание нового патриарха. Созванный для обсуждения
его дела в 1660 г. собор и постановил избрать нового патриарха, а Никона,
как самовольно оставившего кафедру, приговорил лишить архиерейства и священства.
Царь, ввиду возражений Епифания Славинецкого , не утвердил соборного приговора,
и дело осталось в неопределенном положении. Эта неопределенность, особенно
тягостная для Никона при его нетерпеливом порывистом характере, заставили
Никона поколебаться в своем решении. Он пробует примириться с царем и,
встретив с его стороны твердый отпор, начинает явно безнадежную борьбу.
Терпя на каждом шагу поражения, он окончательно утрачивает душевное равновесие.
Не раз еще он просил царя "перемениться" к нему "Господа ради", старается
вызвать в его памяти подробности былой близости, жалуется на свое тяжелое
положение, даже дважды делает попытку добиться личного объяснения; но в
минуты гнева, углубляясь в вопрос о соотношении властей и теперь уже категорически
отдавая первенство духовной власти перед светской ("священство всюду пречестнейше
есть царства"), подвергает резкой критике образ действий царя. "Царь превозносится
славой мира сего, принимая в сладость безумные глаголы окружающих: ты Бог
земной!"; он "восхитил церковь и достояние ее все в свою область беззаконно",
возлюбил церковь, "яко же Давид Уриеву жену Вирсавию и тешится харчем ее
со всем домом". В том же тоне Никон отзывается об Уложении и самыми мрачными
красками изображает положение народа под управлением царя. Особенно поразило
Никона, когда царь передал на суд ненавистных патриарху "мирских властей"
его земельную тяжбу с соседом Боборыкиным: в порыве гнева он произнес по
этому поводу клятву в такой двусмысленной форме, что ее с одинаковым основанием
можно было отнести и к Боборыкину, и к самому царю. Между тем царь, по
мысли находившегося тогда в Москве газского митрополита Паисия Лигарида,
решает собрать к 1662 г. новый собор, с непременным участием восточных
патриархов; но так как ввиду их отказа приехать в Москву пришлось послать
к ним новые настойчивые приглашения, то собор был отсрочен до 1666 г. Эта
задержка в ходе дела подала московским друзьям Никона надежду уладить миром
его распрю с царем. Один из них, боярин Никита Зюзин , письмом уверил Никона,
что царь желает примирения с ним и что он не встретит препятствий к возвращению
на престол. Ночью, 1 декабря 1664 г. Никон приехал прямо на утреню в Успенский
собор. Оказалось, что он был введен в заблуждение: от царя, созвавшего
среди ночи совет, пришло требование, чтобы Никон немедленно ехал назад.
Возможно, что Никона ободряло в этом последнем его шаге и личное отношение
к нему Алексея Михайловича, который не переставал оказывать своему бывшему
другу знаки внимания, посылал ему разные подарки, просил благословения
и неизменно подчеркивал, что гнева на патриарха не имеет. 2 ноября 1666
г. прибыли в Москву патриархи александрийский Паисий и антиохийский Макарий,
и вскоре созван был собор, которому предстояло судить Никона. Главным обвинителем
на соборе был сам царь, со слезами на глазах перечислявший разнообразные
"вины" бывшего патриарха. Собор признал Никона виновным в произнесении
хулы на царя и на всю русскую церковь, в жестокости к подчиненным и в некоторых
других проступках. Никон был приговорен к лишению святительского сана и
к ссылке в Белозерский Ферапонтов монастырь. Жизнь в Ферапонтовом монастыре
сложилась для Никона, особенно в первое время, очень тяжело. Помимо материальных
лишений, его удручал крепкий надзор, под которым его держали. К нему не
допускали никого из посетителей; даже дорога, проходившая вблизи монастыря,
была, по распоряжению из Москвы, отведена, в предупреждение соблазна. С
течением времени положение Никона улучшилось. Царь не раз присылал ему
значительные подарки, запретил излишние стеснения, предоставил доступ посетителям.
Никон приветливо встречает всех приходящих, делится с бедняками своими
средствами, оказывает больным медицинскую помощь, и скоро монастырь наполняется
толпами богомольцев, привлекаемых именем патриарха. Молва о нем доходит
до южной окраины государства, где в это время поднимается разинское движение;
сам Разин шлет в Ферапонтов монастырь своих агентов, приглашая Никона
прибыть в свой стан. Встревоженное правительство производит следствие и,
хотя не находит доказательств виновности Никона, снова усиливает надзор
за бывшим патриархом. Отношение самого царя к Никону до конца остается,
впрочем, благожелательным. Перед смертью царь послал просить у Никона отпустительную
грамоту и в своем завещании просил у него прощения. После смерти Алексея
Михайловича наступает в жизни Никона самое тяжелое время. Враждебно относившийся
к нему патриарх Иоаким поднимает против него целое дело по разнообразным
обвинениям, явившимся результатом ложных доносов. Никон, без суда и следствия,
переводится в более тяжелое заключение - в Кирилло-Белозерский монастырь,
где он прожил с июня 1676 г. по август 1681 г. Царь Федор Алексеевич ,
под влиянием тетки своей Татьяны Михайловны и Симеона Полоцкого , решается
под конец, несмотря на упорное сопротивление патриарха Иоакима, перевести
Никона в Воскресенский монастырь, а вместе с тем ходатайствует перед восточными
патриархами о разрешении Никона и о восстановлении его в патриаршем достоинстве.
Разрешительная грамота уже не застала Никона в живых: он скончался на пути,
в Ярославле, 17 августа 1681 г., и был погребен в Воскресенском монастыре
как патриарх.
|
статья взята с www.rulex.ru - РУССКИЙ
БИОГРАФИЧЕСКИЙ СЛОВАРЬ
вернуться к
списку статей
Ippolitov D. , 2004
|
|
|